Острова. Александр Сокуров
Страна: Россия
Премьера фильма: 25 июня 2003 (Россия)
Продолжительность фильма: неизвестно
* Действие фильма начинается с того, что по дороге в лес люди попадают в аварию. Авария случилась на шоссе. Там проходят съемки фильма. Но это не все. Не все попутчики, потерявшие сознание, добрались до места происшествия. Один остался в машине. Перепуганный водитель (Андрей Смоляков), отчаянно бросаясь в машину с разбитым капотом, откапывает одного пассажира (Римас Туминас), он уже не соображает, что происходит. Его подсознание мучит одна мысль: надо спасаться! Режиссер приступает к финальной сцене, которая должна обозначить финал всей трагедии. Окно в машине разбито, а на заднем сиденье остается труп жертвы аварии. И все это происходит в декорациях подмосковного леса. Андрей Смолякова, играющего водителя, утром отвозят в больницу. Но он так и не оклемался после травмы. На кладбище, куда привозят труп, на могильном холмике стоит золотой микрофон. А вокруг надпись: "Здесь покоятся Елена Яковлева и Александр С.". В этом свете события фильма вдруг обретают трагическую окраску, но не у зрителя, а у авторов фильма. Этот факт ставит перед ними немой вопрос: если показать обычный фильм (или хотя бы передачу), а "Гадкие лебеди" назвать фильмом, то что это будет означать? Саммари фильма Остова. Одиночество — это когда тебе скучно дома, когда тебе отчаянно, до бесконечности скучно и некуда пойти. Этот фильм (и "Левиафан", кстати, тоже) мучителен и хорош одновременно. Мучителен для одного зрителя. Хорош для зрителя, который видит перед собой столько людей: талантливых, гениальных, способных, но одиноких, потому что никто из них не стремится за пределы границ своей талантливости, своего гения, своей жизни. Андрею Смолякову, играющему водителя, остается только продолжать игру, и играть до самого конца, когда до него и до последней жертвы аварии остаются считаные секунды. Александр Секуров, режиссер, как известно, более тяготел к театральной эстетике, и в этом смысле его "Безумный день" не только не был для него стопроцентным режиссерским откровением, но, наоборот, подчеркивал отношение к театру в целом. Его отталкивало, что, будь он режиссером, его пьесу обязательно "перевернули бы и переделали".