* Анри Неве, парижский рабочий, возвращается домой, проведя два года в плену. Он один воспитывает двоих своих детей и одного незаконнорожденного ребенка. Говорит он горячо и с энтузиазмом, но показывает при этом на стены своей комнаты, увешанные фотографиями: «Жоэль читал мне свои стихи, это он водил нас смотреть трупы. Мою фотографию он повесил на стену, чтобы воспитать во мне ненависть к империализму. Мои родители были богачами, потому я тоже зарабатываю себе на жизнь. Но к чему эта ненависть? Это я плачу за свои преступления, за то, что меня заставляли видеть людей, которых мне приходилось убивать!» Когда мы доходим до еврейской улицы Сен-Луи, нам попадается женщина, выгуливающая собаку. Она машет рукой, прощаясь с нами. Мы не решаемся назвать себя. Мы представляемся одинокими путешественниками. «Милый мой! — кричит она нам. — Я жду тебя! Я иду домой. Я хочу поблагодарить тебя за твое письмо. Ведь я так надеялась, что настанет день, когда тебя не будет!» На другом конце улицы нам попадаемся уличные мальчишки, наряженные в женское платье. Они останавливаются перед нами, делают вид, что не видят нас, и пускаются в пляс. У них большие глаза, черные волосы и бороды. Они нагло и презрительно улыбаются и говорят: «Барышня! Выпьем по стаканчику. Фройляйн!» Они понимают только язык тела, и это им доставляет огромное удовольствие. «Дорогой мой! Даже мне иногда хочется выпить с тобой стаканчик!» — слышится из-за угла. Девочки-подростки, проходя мимо нас, оглядываются и, опустив глаза, тихим голосом говорят: «Барышни! Будьте осторожны! Это могут быть злые мальчишки!» От более тесного общения с евреями, мы чувствуем слабость и тревожимся. Еще больше нам не по себе в ночном кабаре. Нас охватывает панический страх. Молодые люди, сидящие за столиками, осушают стаканы, наполненные водкой. Они смеются, не стесняясь. Мужчины в черных котелках и длинных плащах хватают девушек за руки и грубо прижимают их к себе. В конце зала, где стоит пианино, танцует молодая женщина. Ее ноги обуты в туфли на высоких каблуках.